право пожизненного владения столь именитым кубком, отнеслись на самом верху, что вылилось в очередной заказ для завода на десять дополнительных аэропланов. Но куда большие возможностей дало мероприятие коего столь долго жаждали многие. В начале сентября 1911 года в Российской империи стартовал таки первый конкурс военных аэропланов, требования для участников которого были объявлены еще весной. И даже тот факт, что к нему допускались лишь аппараты отечественного производства, не виделся серьезной преградой. Так Фарман, пусть и под несколько иными названиями, оказался представлен аж двумя конкурсантами - заводом "Дукс" также выставившим еще и двухместный аэроплан Блерио и Петербургским Товариществом Авиации, которых поддерживали начальник Главного инженерного управления инженер-генерал Александров и подполковник Ульянин соответственно. "Мотор" и "Пегас", также способные похвастаться высокими покровителями в погонах, представили У-1бис. Разве что машина построенная в Риге снабжалась шестицилиндровым двигателем Анзани, а на нижегородской уже красовался новенький З-5. Ни их фоне Яков Модестович Гаккель со своим аэропланом оригинальной конструкции "Гаккель - VII" смотрелся белой вороной, не имея за спиной высоких покровителей. Впрочем, это не помещало изобретателю заработать хоть какие-то средства, в конечном итоге продав свое творение военному ведомству за 8000 тысяч рублей, ведь, в отличие от машин иностранных конструкций, он просто напросто пережил все этапы конкурса, тогда как оба Фармана и Блерио оказались разбиты и не подлежали восстановлению. Ну а оба призовых места взяли У-1бис. Так пятнадцать тысяч рублей ушли в карман Алексея взошедшего на вершину пьедестала, а тринадцать достались Калепу. Но, что было куда приятнее, каждый из них впоследствии получил солидный заказ от казны. Как бы генерал Александров ни старался склонить военного министра Сухомлинова к необходимости более равномерного распределения заказов среди всех участников конкурса, за исключением разве что Гаккеля, не обладавшего потребными производственными мощностями, немалые средства ушли лишь "Мотору" и "Пегасу".
Кстати, в конечном итоге аэроплан Якова Модестовича оказался выкуплен заводом "Пегас" за совершенно смешные 200 рублей, поскольку ранее не имевшие дела с двигателями жидкостного охлаждения офицеры Гатчинской школы не слили из радиатора воду, и при первых же заморозках образовавшийся лед разорвал рубашку двигателя, в результате чего аэроплан тут же списали в утиль, не желая возиться с незнакомым планером. Так оказались выкинуты на ветер очередные немалые средства, а будущий музей российской авиации получил очередной экспонат, который до поры до времени оказался упакован в ящик и отправлен на склад к прочим первенцам аэронавтики, что удалось по дешевке заполучить трем друзьям.
Впоследствии, по причине пребывания в изрядном фаворе, нижегородские авиастроители позволили себе некоторую наглость и выпросили у своего великокняжеского куратора возможность получить для испытаний снимаемые с вооружения флота орудийные системы. Пушки им, конечно, никто не дал, но многодневный визит на полигон был организован весьма споро.
Помимо уже обсуждаемых ранее одноствольных 37-мм и 47-мм пушек Гочкиса, к ним в руки попал образец 63,5-мм орудия Барановского, неожиданно оказавшийся как раз тем идеальным артиллерийским орудием, о котором они разглагольствовали в свое время. Устаревшее и не столь скорострельное, по сравнению с современными, но все же с унитарным патроном, именно оно по своим массогабаритным характеристикам идеально входило в разрабатываемую башню. И, что было немаловажно - данная пушка не была нужна более никому.
Все эти системы еще в Русско-Японскую войну показали себя абсолютно непригодными для ведения боевых действий на море и потому сотнями отправлялись в арсеналы на длительное хранение. Армия тоже не спешила принять их на вооружение, не видя для себя области их применения и косясь в сторону новеньких трехдюймовок. Дело даже дошло до того, что сохранившиеся после войны с Японией орудия Барановского потихоньку списывались и отправлялись в переплавку. И это за пару лет до начала войны, где нехватка абсолютно любого вооружения стала катастрофической уже спустя полгода боевых действий!
Из предоставленных к изучению систем лучшей по осколочно-фугасному воздействию, что неудивительно, оказалась пушка Барановского, имевшая в своем арсенале также шрапнельные и картечные снаряды, а вот по дальности и точности стрельбы - 47-мм пушка Гочкиса, так что было принято решение ставить на машины, и то, и другое. Первая должна была обеспечивать хорошее огневое воздействие на вражескую пехоту, а вторая - взять на себя функцию борьбы с орудиями и пулеметами противника на средних дистанциях. К тому же оба орудия очень неплохо смотрелись в качестве зенитных, по причине отсутствия специализированных. Дело оставалось за малым - получить ко все еще неплохим орудийным системам достойные снаряды, каковых пока не наблюдалось.
Но если начинать войну предполагалось с лучшим из худшего, то заканчивать уже с тем, что оставалось, не надеясь на разработку и поставку в требуемых количествах чего-либо нового. А оставалась, как не сложно было догадаться, самая многочисленная и при этом самая же ни на что не годная короткоствольная 37-мм пушка. Причина подобного, буквально вымученного, решения была донельзя банальной - этих орудий имелось действительно много, а уж запасов снарядов к ним и вовсе могло хватить до самого конца войны. Даже скорее стволы орудий оказались бы полностью расстреляны, нежели закончились бы изготовленные для них боеприпасы. Одно было плохо - львиная доля этих самых снарядов являлись бронебойными болванками, годными разве что для борьбы с пулеметными гнездами. Но до начала боевых действий оставалось достаточно времени, чтобы постараться переделать хотя бы часть снарядов в осколочно-фугасные. Естественно, при наличии заказа от казны, поскольку осуществлять столь не дешевую работу за свой счет, дураков не было.
Да и сами орудия тоже требовали солидной доработки. Даже небольшая 37-мм пушечка имела все шансы переклинить башню той силой отдачи, что возникала при выстреле. Что уж было говорить про куда более мощные системы? Так что разработка гидравлической или пружинной, а то и смешанной системы отката тоже должна была лечь на чьи-то финансовые плечи. И судя по всему, казна на эти цели не собиралась выделять ни одной копейки.
Этот вопрос, впрочем, как и многие другие, оказался поднят уже в конце ноября во время визита великого князя Александра Михайловича с инспекционной ознакомительной поездкой в Нижний Новгород. Первые дни, что не удивительно, Романов отдал на откуп местным чиновникам, военным и дворянскому сословию, но большую часть своего времени впоследствии уделил лишь нескольким заводам и их владельцам. Стоило ли упоминать, что совладельцами пары этих заводов числились первые авиаторы государства Российского?
- Что же, господа! Удивлен и поражен! - затянувшиеся на два дня обзорные
